синдром стендаля.
несколько кусков из моей анкеты на девкалиона. никогда не чувствовал канонного персонажа так ясно, как собственного.
он почти меня сожрал*#один альфа никогда не ходит. В той, прошлой жизни, воспоминания о которой никуда не делись, но нынче кажутся размытыми, далекими, как и предметы, как и весь окружающий мир. В прошлой жизни ты, конечно же, не больной психопат, не `destroyer, не гоняешься за силой, не страдаешь одержимостью.
Ты вообще становишься оборотнем не потому, что тебя кусает зверь, пока ты бегаешь вечером по территории лесопарка под музыку the Beatles, не замечая алых глаз в кустарнике и посторонних шорохов. Просто так получается – не одним же Хейлам хвастаться своей чистокровностью. Никаких вторжений сверхъестественного в жизнь обычного человека, все – как данность. Сверхъестественное – это ты, для всех своих одноклассников, для всех сокурсников – позже, в университете. Разве что притворяешься совсем обычным, в меру доброжелательным, тщательно контролируя длину когтей и клыков.
И на самом-то деле, вполне можешь быть хорошим человеком, если брать в общем и в целом, если не рассматривать мелкие недостатки, которые присущи каждому. Может быть, слегка заносчивый, излишне гордый – но тут уж ничего не попишешь, это, на самом деле, не так уж плохо – куда хуже тележка комплексов и скрытых обид, которых никогда нет и не было. Куда хуже, если бы ты был не уверен в себе, чего-то боялся, не умел рассуждать здраво – это бы точно не принесло результатов.
Результаты, впрочем, приносят не только лидерские качества, которые уже потом позволят собрать собственную стаю. Ведь перекусать несколько десятков человек, будучи одержимым радостью от неожиданной возможности и сменой цвета глаз с янтарного на алый – это совсем не дело. Уже тогда проявляются зачатки коллекционера, умение делать правильный выбор. Выбирать людей, выбирать слова, выбирать индивидуальный подход к каждому, уметь договариваться, окружать своеобразной заботой – все ради того, чтобы в итоге получить отдачу, в итоге получить статус.
В итоге – решать наравне с теми, к кому всегда питал уважение, вроде Талии Хейл и прочих выдающихся личностей. Подходить разумно ко всем вопросам, подходить мудро, не искать войны, не нарушать установленные правила…
И никогда не ходить в одиночестве.
#два глаза, которых приходится лишиться. Можно смириться с потерей кошелька или ключей от машины – это обидно, но, в общем-то, не смертельно. Понятие смерти вообще ускользает, когда ты – почти бессмертен, во всяком случае, до тех пор, пока охотники не пускают в ход аконитовые пули. Впрочем, ты-то умный, ты-то хитрый, ты же честный – никогда не ожидаешь чужой подлости. Веришь в людей. Все выстраивается в закономерную цепочку утрат: пресловутого бумажника за несколько недель до: быть оборотнем – не значит не ходить в магазины, не значит не тратить деньги; момента, в который можно было бы разглядеть чужую сущность-сучность; глаз – которые, конечно, восстанавливаются, но навсегда теряют свой цвет и временно – способность видеть.
Смириться – с физической утратой – сложно, сложно видеть пятна вместо четких и ясных предметов; куда сложнее – с тем, что сделал ошибку. С тем, что в голосе чужом, который раньше звучал на равных – сочувствие, с тем, что тебя так легко списывают, сбрасывают со всех счетов и пьедесталов. Волки – те, которые звери, – в подобных случаях всегда ложатся рядом, вылизывают, приносят еду, заботятся о члене своей стаи. Те, которые люди – метят в спину, ждут, когда ты отвернешься. Там, где Акела промахивается – всегда появляются вертлявые шакалы, скачут вокруг, пока один не набрасывается, вгрызаясь в загривок.
Марко оказывается самым смелым и самым глупым, самым самонадеянным. Скалит клыки, хрипло рычит, выдает себя всем, чем можно, и вгрызаясь в его шею, вспарывая когтями грудную клетку, ты не чувствуешь, что поступаешь неправильно, что поступаешь дурно, что жрешь самого себя заживо, перегрызаешь себе артерии, как обычно бывает, когда теряешь члена своей стаи. Тебе впервые, впервые за много лет не просто хорошо.
Тебе правильно.
#три головы у воображаемого психиатра. На самом деле, в одиночестве ты никогда не остаешься: он появляется в подсознании, сидит в белом халате, почесывает птичью шею, щелкает клювом, смотрит холодными непроницаемыми глазами, спрашивает тонким голосом: «Ну-с, дорогой мой, что мы будем сегодня делать?». Говорят его головы он одновременно, и ты зачарованно смотришь на то, как синхронно двигаются рты и желтый птичий клюв. Когда местные городские сумасшедшие бормотали под нос проклятья, ты старался не смотреть в их сторону, про себя мимолетно и поверхностно жалея убогих. А теперь – сам ничем не лучше, ничем не хуже.
Ты не знаешь, что ему ответить, врезаясь лопатками в стены, царапая ногтями лицо – он смеется, там, в голове, и рассказывает о том, что существует пять стадий принятия горя.
отказ – это когда ты шепчешь себе, что ничего не произошло, что все по-прежнему. когда просыпаешься после болезненного короткого сна, и думаешь, что снова начнешь различать темно-серые концептуальные интерьеры квартиры, которая становится тюрьмой для одного, что с клыков исчезнет привкус крови, что пройдет совершенно дурное, пугающее ощущение чужеродного прилива сил
но все остается так, как есть.
с агрессией все понятно - то, чего не позволял себе, на самом-то деле, никогда. не срываться, держать себя в руках, не причинить вреда по случайности, а тем более – умышленно. быть эталоном спокойствия, здравомыслия, а сейчас – терять всяческое сходство с человеком, сбивая дурацкие прямоугольные вазы, срывая обои со стен когтями, ломая рамки для фотографий легким движением руки
легче, впрочем, не становится.
торг, если честно, принимает какой-то совсем странный оборот. ты не то, чтобы пытаешься вымолить время, средства, покой, прощение; скорее, начинаешь задумываться, а не было ли это изначально – обменом. кто-то продает душу дьяволу за миллионы, любовь и таланты, а ты расплатился за знание, которое так хочется применить
и от этого наступает
отчаянье – этап, на котором, кажется, окончательно прощаешься с собой. с таким, которого тебя знали, которым был последние три десятка лет. все это ложится на дно самого мертвого моря, остаются выжженые леса, разрушенные города, пыль и горечь, жгущие горло. ты остаешься пустым – совсем ненадолго, лишь до того момента, как образовавшееся пространство не заполнит собой темнота.
то, что следует дальше сложно назвать смирением. эта стадия принятия: больше не приходится отрицать, спорить, уговаривать ни себя, ни судьбу, ни каких-то злых богов, которые смотрят насмешливо и строго. более того, это все не имеет значение, когда появляется цель. она маячит перед самым носом, и нет никакого значение, придется ли пройтись по головам, сожрать пуд соли или вылакать море крови.
там где было место смирению теперь прорастает безумие,
и к тому моменту, как он заканчивает – ты уже знаешь, что делать. Все три шеи одинаково легко ломаются – ты решаешь, что больше тебе не нужна срочная медицинская помощь.
он почти меня сожрал*#один альфа никогда не ходит. В той, прошлой жизни, воспоминания о которой никуда не делись, но нынче кажутся размытыми, далекими, как и предметы, как и весь окружающий мир. В прошлой жизни ты, конечно же, не больной психопат, не `destroyer, не гоняешься за силой, не страдаешь одержимостью.
Ты вообще становишься оборотнем не потому, что тебя кусает зверь, пока ты бегаешь вечером по территории лесопарка под музыку the Beatles, не замечая алых глаз в кустарнике и посторонних шорохов. Просто так получается – не одним же Хейлам хвастаться своей чистокровностью. Никаких вторжений сверхъестественного в жизнь обычного человека, все – как данность. Сверхъестественное – это ты, для всех своих одноклассников, для всех сокурсников – позже, в университете. Разве что притворяешься совсем обычным, в меру доброжелательным, тщательно контролируя длину когтей и клыков.
И на самом-то деле, вполне можешь быть хорошим человеком, если брать в общем и в целом, если не рассматривать мелкие недостатки, которые присущи каждому. Может быть, слегка заносчивый, излишне гордый – но тут уж ничего не попишешь, это, на самом деле, не так уж плохо – куда хуже тележка комплексов и скрытых обид, которых никогда нет и не было. Куда хуже, если бы ты был не уверен в себе, чего-то боялся, не умел рассуждать здраво – это бы точно не принесло результатов.
Результаты, впрочем, приносят не только лидерские качества, которые уже потом позволят собрать собственную стаю. Ведь перекусать несколько десятков человек, будучи одержимым радостью от неожиданной возможности и сменой цвета глаз с янтарного на алый – это совсем не дело. Уже тогда проявляются зачатки коллекционера, умение делать правильный выбор. Выбирать людей, выбирать слова, выбирать индивидуальный подход к каждому, уметь договариваться, окружать своеобразной заботой – все ради того, чтобы в итоге получить отдачу, в итоге получить статус.
В итоге – решать наравне с теми, к кому всегда питал уважение, вроде Талии Хейл и прочих выдающихся личностей. Подходить разумно ко всем вопросам, подходить мудро, не искать войны, не нарушать установленные правила…
И никогда не ходить в одиночестве.
#два глаза, которых приходится лишиться. Можно смириться с потерей кошелька или ключей от машины – это обидно, но, в общем-то, не смертельно. Понятие смерти вообще ускользает, когда ты – почти бессмертен, во всяком случае, до тех пор, пока охотники не пускают в ход аконитовые пули. Впрочем, ты-то умный, ты-то хитрый, ты же честный – никогда не ожидаешь чужой подлости. Веришь в людей. Все выстраивается в закономерную цепочку утрат: пресловутого бумажника за несколько недель до: быть оборотнем – не значит не ходить в магазины, не значит не тратить деньги; момента, в который можно было бы разглядеть чужую сущность-сучность; глаз – которые, конечно, восстанавливаются, но навсегда теряют свой цвет и временно – способность видеть.
Смириться – с физической утратой – сложно, сложно видеть пятна вместо четких и ясных предметов; куда сложнее – с тем, что сделал ошибку. С тем, что в голосе чужом, который раньше звучал на равных – сочувствие, с тем, что тебя так легко списывают, сбрасывают со всех счетов и пьедесталов. Волки – те, которые звери, – в подобных случаях всегда ложатся рядом, вылизывают, приносят еду, заботятся о члене своей стаи. Те, которые люди – метят в спину, ждут, когда ты отвернешься. Там, где Акела промахивается – всегда появляются вертлявые шакалы, скачут вокруг, пока один не набрасывается, вгрызаясь в загривок.
Марко оказывается самым смелым и самым глупым, самым самонадеянным. Скалит клыки, хрипло рычит, выдает себя всем, чем можно, и вгрызаясь в его шею, вспарывая когтями грудную клетку, ты не чувствуешь, что поступаешь неправильно, что поступаешь дурно, что жрешь самого себя заживо, перегрызаешь себе артерии, как обычно бывает, когда теряешь члена своей стаи. Тебе впервые, впервые за много лет не просто хорошо.
Тебе правильно.
#три головы у воображаемого психиатра. На самом деле, в одиночестве ты никогда не остаешься: он появляется в подсознании, сидит в белом халате, почесывает птичью шею, щелкает клювом, смотрит холодными непроницаемыми глазами, спрашивает тонким голосом: «Ну-с, дорогой мой, что мы будем сегодня делать?». Говорят его головы он одновременно, и ты зачарованно смотришь на то, как синхронно двигаются рты и желтый птичий клюв. Когда местные городские сумасшедшие бормотали под нос проклятья, ты старался не смотреть в их сторону, про себя мимолетно и поверхностно жалея убогих. А теперь – сам ничем не лучше, ничем не хуже.
Ты не знаешь, что ему ответить, врезаясь лопатками в стены, царапая ногтями лицо – он смеется, там, в голове, и рассказывает о том, что существует пять стадий принятия горя.
отказ – это когда ты шепчешь себе, что ничего не произошло, что все по-прежнему. когда просыпаешься после болезненного короткого сна, и думаешь, что снова начнешь различать темно-серые концептуальные интерьеры квартиры, которая становится тюрьмой для одного, что с клыков исчезнет привкус крови, что пройдет совершенно дурное, пугающее ощущение чужеродного прилива сил
но все остается так, как есть.
с агрессией все понятно - то, чего не позволял себе, на самом-то деле, никогда. не срываться, держать себя в руках, не причинить вреда по случайности, а тем более – умышленно. быть эталоном спокойствия, здравомыслия, а сейчас – терять всяческое сходство с человеком, сбивая дурацкие прямоугольные вазы, срывая обои со стен когтями, ломая рамки для фотографий легким движением руки
легче, впрочем, не становится.
торг, если честно, принимает какой-то совсем странный оборот. ты не то, чтобы пытаешься вымолить время, средства, покой, прощение; скорее, начинаешь задумываться, а не было ли это изначально – обменом. кто-то продает душу дьяволу за миллионы, любовь и таланты, а ты расплатился за знание, которое так хочется применить
и от этого наступает
отчаянье – этап, на котором, кажется, окончательно прощаешься с собой. с таким, которого тебя знали, которым был последние три десятка лет. все это ложится на дно самого мертвого моря, остаются выжженые леса, разрушенные города, пыль и горечь, жгущие горло. ты остаешься пустым – совсем ненадолго, лишь до того момента, как образовавшееся пространство не заполнит собой темнота.
то, что следует дальше сложно назвать смирением. эта стадия принятия: больше не приходится отрицать, спорить, уговаривать ни себя, ни судьбу, ни каких-то злых богов, которые смотрят насмешливо и строго. более того, это все не имеет значение, когда появляется цель. она маячит перед самым носом, и нет никакого значение, придется ли пройтись по головам, сожрать пуд соли или вылакать море крови.
там где было место смирению теперь прорастает безумие,
и к тому моменту, как он заканчивает – ты уже знаешь, что делать. Все три шеи одинаково легко ломаются – ты решаешь, что больше тебе не нужна срочная медицинская помощь.
@темы: альтернатива, teenwolf