синдром стендаля.
а у миши новенький желтый хаммер и стеклянная башня в нью-йорке, а у аврелия - разбитый кабриорет 70-ого года и захламленный чердак в нью-орлеане.
однако времени он не теряет.По ночам в этом городе спать совершенно невозможно. Опускающиеся на Французский квартал сумерки вытаскивают Кая из кровати, одевают в тонкие черные одежды, тянут на улицы, залитые светом зажигающихся фонарей и ярких витрин, манекены в которых замерли – такие же красивые, как каждый встречный мальчик, как каждая мимо проходящая девочка. Но Кай-то знает, что он – лучше всех, особенно после льющихся в глотку коктейлей, и дымных поцелуев, когда расписанные татуировками руки выцепляют из толпы, ложатся на выпирающие тазовые косточки. К этому моменту Аврелий уже достаточно пьян, чтобы глупо улыбаться и слегка путаться в словах, и, склоняясь к самому уху в свете разноцветных огней танцпола сквозь громкую музыку шептать надрывное, почти умоляющее «давай отсюда сбежим». А у Кая от таких фраз голова кругом, колени подкашиваются, и не остается ничего, кроме как пробираться к выходу сквозь море горячих танцующих тел, чтобы, подобно рыбе, выброшенной на берег, жадно глотать ртом прохладный и свежий ночной воздух. Дальнейших вариантов много: вверх или вниз по улице, по подворотням, через пару кварталов; к поцелуям, пьяному смеху, пошлым надписям на кирпичных стенах. Но горячая ладонь ложится на костлявое плечо Бельмора, с которого так неумолимо сползает ткань футболки, и Аврелий, склонившись к нему, ласково шепчет: «Прямо по курсу, уебище».
Мозг Кая, затуманенный алкоголем и легкими наркотиками, не сразу фокусируется. Прямо по курсу – кирпичная стена, исписанная граффити, прямо по курсу – разбитое окно, прямо по курсу – совершенно невероятная машина, будто бы сошедшая с обложки журналов 80-ых. Некогда ярко красная краска, покрывавшая кабриолет, облупилась, покрылась ржавчиной. Невероятно покореженная задняя фара, равно как и длинная царапина, рассекающая и переднюю, и заднюю дверь явно говорили о крайнем пренебрежении к ее почтенному возрасту у владельца. В довершении всего, при детальном рассмотрении оказалось, что на капоте явно гвоздем некто детским почерком выцарапал несколько нецензурных слов.
-Только не говори, что ты ее угнал. – упавшим голосом произнес Кай, бросив взгляд на безумно довольного и явно гордого собой Аврелия, играющим с ключами.
-Обижаешь. – фыркнул тот, подталкивая парня в спину. – Ты со мной, принцесса?
На самом деле, мама никогда не говорила Каю наставительное «никогда не катайся по городу со своими нетрезвыми друзьями», свято веря в его благоразумность, и о том, как он не с первого раза ухитрился закрыть жалобно чем-то звякнувшую дверь, знать ей было не обязательно.
Кажется, компания курящих на крыльце ребят заинтересовалась происходящим, ленно выпуская клубы дыма и вслушиваясь в то, как жалобно урчит мотор.
-Она вообще ездит? – кто-то поинтересовался в тот самый момент, когда издав совершенно безумный рев, кажется, на последнем издыхании, машина с неожиданной резвостью стартовала с места, оставляя на асфальте темные следы от шин и вынуждая столь любознательную персону задыхаться пылью.
-Они разобьются нахуй. – С невнятным благоговением и восторгом прошептала какая-то девушка, провожая взглядом одинокий свет задней фары, сливающийся с уличными огнями.
Некогда светлая обивка салона нынче была затерта до грязно-серого оттенка, кое-где кожа на креслах была порвана, засалена, облита какими-то напитками, давшими цвет растекающимся по ней пятнам. Зеркало заднего вида было рассечено трещиной и Каю, бросавшего в него мимолетные взгляды, казалось, будто бы улица раздваивается и разбивается на грани. Единственной новой вещью во всем этом автомобиле была магнитола, которая наполняла ночную тишину совершенно невероятными ритмами, явно перебудив добрую половину уже давно заснувших жителей старых домов.
Ветер бросает в лицо запахом гнили и застоявшейся воды, стоило машине вылететь на набережную – Каю чудится, что автомобиль влетает в ненадежное ограждение, падая в воду бесформенной грудой метала, но этого не случается, и секундная бледность благополучно оставляет лицо, возвращая ему краски. Честно говоря, Бельмору было страшно смотреть на спидометр, хватало лишь того, что грузные темные силуэты спящих грузовых барж, скелеты домов, фонарные огни и гладь реки проносились перед глазами единым пятном.
Кай, конечно же, не знал ни маршрута, и готов был поклясться, что Аврелий тоже не имеет не малейшего понятия о том, где их заветная точка Б. Скорость более не тревожила, воспаленному мозгу казалось, что шоссе под колесами нет, и нет меняющихся пейзажей, и музыки.
-Вот как ты убегаешь. – Не то думает, не то говорит Кай, откидывая голову назад, упираясь затылком в продавленный подголовник, закрывает глаза.
Может быть, через несколько миль Лукас забудет, куда надо сворачивать, и они красиво впишутся в закат, который отчего-то обернется золотой дымкой рассвета. Может быть, затормозив чуть раньше – займутся любовью в лучших традициях, по закону жанра. Каю снятся сны – там он бежит, и, странное дело, силы не оставляют его ни на минуту. Может быть, утром, на пороге своего же дома, шатающийся от усталости, повиснув на чужой шее выдохнет в ухо: «Я буду бежать так быстро, как нужно, чтобы тебя догнать». И на грани сна услышит за хриплым гавкающим смехом серьезное «ты уже».
Гравий под колесами мягко шуршит, когда кабриолет тормозит на заросшем дикими травами берегу Миссисипи. Аврелий проводит пальцами по коротко остриженным волосам Бельмора и целует приоткрытые губы.
однако времени он не теряет.По ночам в этом городе спать совершенно невозможно. Опускающиеся на Французский квартал сумерки вытаскивают Кая из кровати, одевают в тонкие черные одежды, тянут на улицы, залитые светом зажигающихся фонарей и ярких витрин, манекены в которых замерли – такие же красивые, как каждый встречный мальчик, как каждая мимо проходящая девочка. Но Кай-то знает, что он – лучше всех, особенно после льющихся в глотку коктейлей, и дымных поцелуев, когда расписанные татуировками руки выцепляют из толпы, ложатся на выпирающие тазовые косточки. К этому моменту Аврелий уже достаточно пьян, чтобы глупо улыбаться и слегка путаться в словах, и, склоняясь к самому уху в свете разноцветных огней танцпола сквозь громкую музыку шептать надрывное, почти умоляющее «давай отсюда сбежим». А у Кая от таких фраз голова кругом, колени подкашиваются, и не остается ничего, кроме как пробираться к выходу сквозь море горячих танцующих тел, чтобы, подобно рыбе, выброшенной на берег, жадно глотать ртом прохладный и свежий ночной воздух. Дальнейших вариантов много: вверх или вниз по улице, по подворотням, через пару кварталов; к поцелуям, пьяному смеху, пошлым надписям на кирпичных стенах. Но горячая ладонь ложится на костлявое плечо Бельмора, с которого так неумолимо сползает ткань футболки, и Аврелий, склонившись к нему, ласково шепчет: «Прямо по курсу, уебище».
Мозг Кая, затуманенный алкоголем и легкими наркотиками, не сразу фокусируется. Прямо по курсу – кирпичная стена, исписанная граффити, прямо по курсу – разбитое окно, прямо по курсу – совершенно невероятная машина, будто бы сошедшая с обложки журналов 80-ых. Некогда ярко красная краска, покрывавшая кабриолет, облупилась, покрылась ржавчиной. Невероятно покореженная задняя фара, равно как и длинная царапина, рассекающая и переднюю, и заднюю дверь явно говорили о крайнем пренебрежении к ее почтенному возрасту у владельца. В довершении всего, при детальном рассмотрении оказалось, что на капоте явно гвоздем некто детским почерком выцарапал несколько нецензурных слов.
-Только не говори, что ты ее угнал. – упавшим голосом произнес Кай, бросив взгляд на безумно довольного и явно гордого собой Аврелия, играющим с ключами.
-Обижаешь. – фыркнул тот, подталкивая парня в спину. – Ты со мной, принцесса?
На самом деле, мама никогда не говорила Каю наставительное «никогда не катайся по городу со своими нетрезвыми друзьями», свято веря в его благоразумность, и о том, как он не с первого раза ухитрился закрыть жалобно чем-то звякнувшую дверь, знать ей было не обязательно.
Кажется, компания курящих на крыльце ребят заинтересовалась происходящим, ленно выпуская клубы дыма и вслушиваясь в то, как жалобно урчит мотор.
-Она вообще ездит? – кто-то поинтересовался в тот самый момент, когда издав совершенно безумный рев, кажется, на последнем издыхании, машина с неожиданной резвостью стартовала с места, оставляя на асфальте темные следы от шин и вынуждая столь любознательную персону задыхаться пылью.
-Они разобьются нахуй. – С невнятным благоговением и восторгом прошептала какая-то девушка, провожая взглядом одинокий свет задней фары, сливающийся с уличными огнями.
Некогда светлая обивка салона нынче была затерта до грязно-серого оттенка, кое-где кожа на креслах была порвана, засалена, облита какими-то напитками, давшими цвет растекающимся по ней пятнам. Зеркало заднего вида было рассечено трещиной и Каю, бросавшего в него мимолетные взгляды, казалось, будто бы улица раздваивается и разбивается на грани. Единственной новой вещью во всем этом автомобиле была магнитола, которая наполняла ночную тишину совершенно невероятными ритмами, явно перебудив добрую половину уже давно заснувших жителей старых домов.
Ветер бросает в лицо запахом гнили и застоявшейся воды, стоило машине вылететь на набережную – Каю чудится, что автомобиль влетает в ненадежное ограждение, падая в воду бесформенной грудой метала, но этого не случается, и секундная бледность благополучно оставляет лицо, возвращая ему краски. Честно говоря, Бельмору было страшно смотреть на спидометр, хватало лишь того, что грузные темные силуэты спящих грузовых барж, скелеты домов, фонарные огни и гладь реки проносились перед глазами единым пятном.
Кай, конечно же, не знал ни маршрута, и готов был поклясться, что Аврелий тоже не имеет не малейшего понятия о том, где их заветная точка Б. Скорость более не тревожила, воспаленному мозгу казалось, что шоссе под колесами нет, и нет меняющихся пейзажей, и музыки.
-Вот как ты убегаешь. – Не то думает, не то говорит Кай, откидывая голову назад, упираясь затылком в продавленный подголовник, закрывает глаза.
Может быть, через несколько миль Лукас забудет, куда надо сворачивать, и они красиво впишутся в закат, который отчего-то обернется золотой дымкой рассвета. Может быть, затормозив чуть раньше – займутся любовью в лучших традициях, по закону жанра. Каю снятся сны – там он бежит, и, странное дело, силы не оставляют его ни на минуту. Может быть, утром, на пороге своего же дома, шатающийся от усталости, повиснув на чужой шее выдохнет в ухо: «Я буду бежать так быстро, как нужно, чтобы тебя догнать». И на грани сна услышит за хриплым гавкающим смехом серьезное «ты уже».
Гравий под колесами мягко шуршит, когда кабриолет тормозит на заросшем дикими травами берегу Миссисипи. Аврелий проводит пальцами по коротко остриженным волосам Бельмора и целует приоткрытые губы.
@темы: альтернатива, лукас, ты дурной