утренняя порция боли.
поттер/кай, ангст, драма, альтернативщина.
не надо это читать.Каю двадцать семь, и он попросту ненавидит белый цвет. Он ненавидит его примерно так же, как и пятый этаж в больнице Святого Мунго, где проходят его будни.
На пятом этаже все выглядят до отвращения милым: полноватые волшебницы-медсестры, девочка за справочным столом, которая уже несколько месяцев (с тех пор, как начала работать) строит Бельмору глазки, даже дети, изображенные на календаре – они беззвучно играют на каких-то музыкальных инструментах – все они просто тошнотворно милы.
Конечно, винить их не за что: это всего лишь часть работы. Стоит заглянуть в любую из палат, и созданное так старательно наваждение развеется.
К некоторым больным посетители приходят чуть ли ни каждый день. Женщина из первой палаты – ее уже месяц пытаются исцелить от наложенной соседкой порчи – окружена цветами и коробками шоколадных конфет. Улыбающиеся родственники, чувствует Кай, просто надеются, что она останется тут надолго, и они смогут отдохнуть от ее дурного характера. За все это время не было ни дня, что бы она не жаловалась на что-то и не доводила до слез молоденьких сиделок, которых приходилось успокаивать ему, Бельмору.
Про некоторых – забывают. Как, например, про пожилого волшебника в соседней палате: он лечится уже пять лет – ровно столько же, сколько Кай здесь работает – и к нему ни разу никто не пришел, не заглянул. Даже почта – и та никогда не была адресована ему. Тогда, кажется, Бельмор не выдержал, взял дело в свои руки, и теперь стены палаты украшены его собственными простенькими пейзажами, а ближе к Рождеству Кай никогда не забывает купить подарок.
Некоторые люди не могут толком рассказать, что с ними случилось, некоторых – быстро ставят на ноги. Некоторые – не исцеляться никогда, а значит, им необходимо особое внимание и забота.
Бельмор очень хочет, чтобы в его маленьком ненавистном царстве все было хорошо.
-Хорошо, - говорит Кай – если бы мы с тобой поехали на море. В августе, хочешь? Мы же давно собирались.
-Ты ебанулся, Бельмор. – рычит Поттер, и кусает его в плечо. – Война еще не закончилось.
Война Поттера идет долгие десять лет.
То, что было изначально игрой переросло в безумие, а Бельмор заметил это слишком поздно. Просто однажды, наверное, опустил руки на мгновение, замешкался – и Альбус свихнулся окончательно. И было плевать на разговоры, ходящие вокруг, на уговоры матери, на то, что «он сам виноват, он всегда был не в себе». Просто когда-то пообещал. Не кому-то. Себе пообещал. И не смог сдержать слова. Сложно было только сначала – отказаться от своей карьеры, разорвать контракт с издательством, и пойти работать в больницу. Потом привык, свыкся, даже, кажется, научился любить людей. Испытывать сострадание. Может быть. Каким-то образом стал заведующим отделением – теперь к нему только уважительно – «Доброе утро, мистер Бельмор».
Последние доброе утро мистера Бельмора было, кажется, целую вечность назад, когда просыпаясь, он выползал из объятий Поттера и тащился на их тесную кухню, заваривать кофе, сладко потягиваясь и считая в отражениях всякой кухонной утвари синяки засосов на шее.
Когда он, конечно же, не был мистером Бельмором, и когда простыни пахли дорогим одеколоном, а не слезами и виски, бутылку которого на днях он опрокинул во сне на простыни.
Поттеры, кажется, быстро забыли о своем младшем сыне. По-крайней мере тот, чье имя давно было геройским. Пятно на репутацию, как же. Мать иногда приходила – заглядывала, забегала на несколько минут, чтобы узнать, что Альбус все так же не хочет ее видеть. Каждый раз, от Джиневры Уизли веяло холодом, когда она вежливо и безразлично интересовалась у Кая здоровьем сына. Кай отвечал совершенно с теми же интонациями, и он, наверное, никогда не забудет смесь удивление и отвращения в ее взгляде, когда женщина, ранним утром заглянувшая в гости, застала их не в самый удачный момент.
Честно говоря, иногда Каю очень хочется послать ее нахуй.
Иногда Каю очень хочется послать их всех нахуй.
Хочется остаться в придуманном Поттером мире, где тот сражается за идеалы, где от него пахнет кровью, инородным страхом и жизнью. В мире, где они занимаются любовью, курят, смеются, и совершенно точно уедут на море – не в этом, но совершенно точно в следующем – августе.
Вместо этого он целует сухие, отдающие лекарственным привкусом, губы, утыкается мордой ему в колени и плачет.
-Не реви, Бельмор. Ничего со мной не случится. Ты же знаешь.
Вечерних обход заканчивается через пятнадцать минут.